В сети обсуждается проект
Этического кодекса переводчика со следующей заявленной целью: «В настоящем
кодексе сформулированы практические рекомендации по цивилизованному и
профессиональному взаимодействию всех участников переводческой деятельности в
Российской Федерации». Подготовлен он, как пишут, экспертной «рабочей группой,
состоящей из переводчиков-фрилансеров, юристов и представителей крупнейших
переводческих компаний России». (Интересно, что в первыми в перечне значатся
переводчики-фрилансеры, а штатные переводчики не упоминаются вообще).
Не относясь к России ни
географически, ни экономически (в том смысле, что я достаточно давно не работаю
с российскими ПБ, равно как и с украинскими и другими, расположенными на
территории СНГ и бывшего социалистического лагеря), но испытывая остаточный
интерес к самочувствию переводческой отрасли, я (вчера) проект кодекса прочел и
даже сначала и сразу же сформулировал какие-то замечания.
При благости самой идеи текст не
произвел впечатления. Он явно составлялся юристами, ибо сух до скрипа; ну да
ладно, с этим можно было бы мириться. Но… положение о том, что если в
соответствии с требованиями (предположительно включая требования по качеству)
никак нельзя, но клиенту очень хочется, то можно, привело в замешательство. А когда в пункте «Пределы ответственности»
зашла речь о суммах наказания переводчика, то стало совсем грустно.
И с утра, в пасмурном, под стать
погоде, настроении и в силу приписываемого мне пессимизма подумал, что:
- Если это этический кодекс переводчика, то почему в нем объединены «Переводчик/Переводческая компания» (именно так, без пробелов по бокам от слеша)? Возможно, в отношениях «подрядчик – конечный заказчик» они в определенной мере являются соратниками. Но где же ответственность переводческой компании перед переводчиком в рамках их двусторонних отношений? По всей видимости, представлять ЭКП к обсуждению следует одновременно с ЭКПК – этическим кодексом переводческой компании.
- Моральный кодекс нужен и полезен в другой реальности, той, в которой мораль важнее интереса. В нашей же прагматичной реальности мораль действует только до тех пор, пока интерес не достигнет размеров, достаточных для приглушения уколов совести.
Проиллюстрирую второй пункт
отвлеченным примером. Некоторое время назад коллега отписалась из френдов в ФБ
после того, как я расшерил пост, содержавший целый букет нецензурных выражений;
отписывание сопроводилось колкой рекомендацией «делиться таким с членами своей
семьи». Мне такое решение показалось странным (что-то вроде «я с тобой не дружу,
потому что ты показал, как другие ругаются матом»), но каждый волен поступать,
как считает нужным. Однако еще более странным оказалось обращение отфрендившейся
коллеги в личку. Причиной обращения оказалось мое тайное знание: в ленте другого
коллеги я сказал, что могу порекомендовать удобный, пусть и не очень честный,
способ решения проблем с получением оплаты от иностранных клиентов. Вышло
что-то вроде «вообще-то я с тобой не дружу, потому что ты показал, как другие
ругаются матом, но поскольку ты знаешь что-то, что мне нужно, то давай я с
тобой подружу немного, а потом снова буду не дружить».
Вот и весь моральный кодекс строителя
коммунизма переводчика.
