Немного самоанализа

Оглядываясь на прошедшие год с небольшим, вижу, что для меня это время стало периодом активного самообразования, осмысления и переоценки.

Примерно 15 лет назад я удалился от государства на максимально возможное расстояние. Я и до этого не очень-то зависел от системы; два года армейской службы прошли в Африке, потом был год в НИИ и непродолжительное учительство в школах с минимальной нагрузкой (нужна была прописка в Харькове). Все, что было потом – частные компании, подработки, черный нал и, кроме суровых 90-х, достаточные в целом заработки, позволявшие не оглядываться на государство. С появлением возможности фрилансить через интернет независимость только выросла. Игра шла по следующим правилам: государство, как могло, мешало, не сильно, впрочем, усердствуя в поимке меня; я, как мог, уклонялся. В какой-то момент, умаявшись, государство сказало: ладно, давай так: ты как бы становишься частью системы и платишь небольшие копейки в виде единого налога – с паршивой (или уклончивой) овцы и клок шерсти сгодится – а мы тебя трогать не будем. Мне такое предложение понравилось, и целых 6 лет я был статистической единицей в державных отчетах как СПД-ФЛ.

Разумеется, среда вставляла по полной. Среда – это ямы на дорогах и менты на них же, морды в телевизоре, и физиономии в очередях, пропадающие горячая вода из крана и неубранные под замок инструменты на даче, не желающий возвращать вклад банк и упорно не регистрирующий право собственности чиновник… Вопрос о смене среды возникал регулярно, но понятны были не только плюсы, но и минусы этого шага; да и обстоятельства сложнопреодолимой силы никуда не делись.

Как бы там ни было, я умудрялся относительно комфортно чувствовать себя даже в относительно неблагоприятной обстановке.

Первый звонок для меня прозвенел в декабре. Утром я начал лекцию перед студентами чешского университета со слов, для меня совершенно нехарактерных: я сказал, что мне стыдно за руководство государства, гражданином которой я являюсь.

Время шло, и все сложнее становилось оставаться в стороне и сохранять равновесие. Можно было, конечно, законсервироваться в собственном замкнутом мире, но тогда возникала другая опасность: оказаться неготовым к развитию событий.

Качественный перелом произошел в феврале. Я почувствовал, что мне необходимо, как минимум, попытаться понять происходящее, понять его логику. Зачем? Одной из причин был страх. Мы ведь всегда боимся неизвестного, верно? Особенно когда призрак неизвестности вооружен автоматами и «Градами». Вторая причина – внутренняя потребность в понимании сути вещей и процессов. И еще очень хотелось найти для себя ответ на вопрос: а что дальше?

Я перечитал (с соответствующей фильтровкой) массу всего и всякого, каждый раз стараясь понять. Часто возникали проблемы с нехваткой знаний или понимания, и тогда я лез в специфические области – психологию (индивидуальную и масс), экономику, политику, идеологию… Мой тип мышления для формирования картины мира не требует полной детализации, мне достаточно понимания принципов и механизмов взаимодействия, описывающих поведение той или иной вовлеченной стороны.

Все это позволило мне снова выйти на достаточный уровень спокойствия. Оно, спокойствие, никак не связано с оптимизмом считающих, что все буде добре, или пессимизмом фаталистов, знающих, что мы все равно все умрем. Скорее, это спокойствие человека, оказавшегося в сложном и бурном процессе, но понимающего (или считающего, что он понимает) суть этого процесса. Собственно, для моих целей этого достаточно, а прав я или нет в своем истолковании – не так и важно.

Несколько выводов, которые я для себя сделал.

Первый и главный: возможно все. Как бы ни пытались опыт и здравый смысл убедить нас в обратном. Возможно все, и ничего невозможного нет. Пессимисты пусть истолковывают это в негативном ключе, а оптимисты сочтут тезис жизнеутверждающим; и то, и другое в раной степени справедливо.

Далее: слова не означают ничего. И не обязательно потому, что произносящий эти слова лжет. Действия важнее, чем слова. Но и действия нередко обманчивы, потому что иногда за «хорошими» действиями скрываются «плохие» намерения. Врет ли человек, ухаживающий за смертельно больным родственником, когда говорит ему, что тот выживет, и все будет замечательно? «Хорошо» ли поступает этот человек, если вдруг выясняется, что делает он это исключительно ради квартиры, которая ему достанется после смерти больного? Насколько «плохи» намерения ухаживающего, если у него пятеро детей, и живут они в 50 лет не ремонтировавшемся общежитии, из которого их выселяют?

Идем дальше. Государство – враг человека по определению. И лучший друг бездельника. Банальность, но я ее для себя открыл сравнительно недавно.

Чем прочнее убеждения, тем выше вероятность постепенного и усиливающегося отрыва от объективной реальности. (Прошу не путать убеждения с принципами и прочей моралью!)

Скрытые в обыденной жизни ценности и приоритеты лучше всего проявляются в экстремальной обстановке или при появлении возможностей. Опять же без знаков «+» и «-»: кто в волонтеры подался, кто в мародеры…

Если вспомню еще, дополню.

Ваша музыка

Бывает, купишь в феврале помидор, позарившись на яркость цвета и кажущуюся свежесть, разрежешь, положишь дольку на язык – пластмасса пластмассой. Или еще хуже – чистая химия, разбавленная отрава. Кто не попадал на дозаренные химическим способом июльские арбузы, тот везунчик!

Бывает, перещелкиваешь каналы телевизора в поисках пищи для ума или души, а там то пластмасса, то отрава, то пластмасса, то отрава… А душа требует!

Но я, кажется, нашел: музыка.

Вообще-то свои отношения с искусством я никак не назвал бы близкими. Некоторые виды совсем не находят ни малейшего отклика. В поездках я, конечно, совершаю обходы и посещаю локации, вываливаемые гуглом по запросу «основные достопримечательности города N», но из многих десятков посещенных соборов и церквей впечатлили только два – «Святой Дмитрий» в Салониках, где, как мне показалось, я что-то почувствовал, и неизвестная церковь в Венеции, да и то, скорее всего, потому, что там проходила итальянская свадебная церемония под аккомпанемент квинтета гитаристов. Архитектура? Разве что Гауди. Живопись? Не мое. Балет и опера? Совершенно мимо. Кино? Крайне редко.

А с музыкой, похоже, складывается.

Само собой, я избирателен и не всеяден – но, главное, природа наградила меня ухом, способным различить фальшь во всех смыслах. Я долго не мог понять, почему меня так раздражала «ВИА Гра» времен Брежневой, пока не очутился на праздничном концертном мероприятии, где она (Брежнева) пела вживую. По этому поводу скажу вот что: сделанный из пластмассы муляж помидора, внешне более настоящий, чем выросший на грядке плод, все-таки остается пластмассой.

А настоящая музыка… Зародившаяся из ритмов ритуальных барабанов и бубнов, эволюционировавшая вместе с человеком, встречающая его рождение колыбельными и провожающая в иной мир похоронными песнопениями (совершенно разными в зависимости от восприятия этого и другого миров в том или ином этносе), впитавшая за века все, что происходило с человеком… она может говорить, пусть и на своем, не всегда понятном языке. Впрочем, иногда ее достаточно не понимать, а чувствовать.

Я – натурал в подавляющем большинстве своих параметров. Поэтому мне созвучно то, что естественно; но, поскольку я не застрял в прошлом, чистую этнику воспринимаю не всегда, а вот осовремененную в подаче – легко и с удовольствием. В моем понимании существует и «искусственная» музыка – видоизмененная гениями прошлого и настоящего до оперы, симфоний и ораторий. Существует ненастоящая – клубняк, маскирующийся под ритуальные ритмы. Есть и музыка с привкусом отравы. Это марши, оды и гимны…

Музыканты, как и кулинары, экспериментируют. Иногда плоды их экспериментов вкусны, иногда всего лишь съедобны. Часто экспериментаторство сводится к тому, что в кулинарии называется презентацией. Мои музыкально-потребительские вкусы не требуют, чтобы на произведении обязательно было три веточки приправной травы, а не четыре; мне важно, чтобы само блюдо было по вкусу.

Музыка – это всегда состояние: сообщества, композитора, исполнителя и слушателя. Блюз, регги, фламенко, босса нова… гитара, саксофон, рояль или даже волынка…

Оставляя в стороне техническую сторону (хотя плохая аппаратура, дохленький инструмент или никудышняя акустика могут испортить самый роскошный звук), скажу, что основным компонентом этой схемы является все-таки исполнитель.

Я помню концерт Станислава Сойки: час с лишним непрерывной импровизации, одна рука тянется за бутылкой с водой, другая летает над клавишами. Я помню Иво Папазова и несколько сотен танцующих на центральной площади приморского городка под слегка визгливые и сложные балканские ритмы. Я вижу Катамадзе, каждый раз рождающую музыку здесь и сейчас, и Вакарчука, погружающегося в колдовство и уводящего зал за собой.

Но, главное, музыку нужно не только слушать, но и пробовать. Дотрагиваться до нее кончиками пальцев, перебирая струны или клавиши, или губами, даже если это всего лишь губная гармошка. И она может приобрести совершенно новое звучание, ваша музыка.